слышал меня и не видел. От него во все стороны расходился лютый мороз.
— Елиазар, — подсказывали мне мохнатые суфлеры.
— Елиазарушка, — прошептала я, чувствуя, как внутри меня все негодует. Дрожащая рука гладила его шубу. — Перестань…
Брррр! Не могу… Вот как можно гладить его, когда он…
— Перестань, прошу тебя, — прошептала я, беря его за ледяную руку. — Елиазарушка, хватит… Не надо людей морозить…
И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Холод исчез. Рука стала теплой. А взгляд его прояснился.
— Елиазарушка, милый, — прошептала я, решив закрепить успех. Я гладила его огромную руку, стараясь не смотреть в глаза. — Прошу тебя… Не надо так…
Рука погладила меня по щеке. А я с удивлением распахнула глаза. Тут у мужика есть волшебная кнопочка, и не та, к которой мы, женщины, так привыкли? Ты его погладил и все? Вот так просто?
— Ну все, все, — гладила я руку, словно успокаивая. Кто ж тебя так сократил до Зюзи? Такое имя красивое… Елиазар…
— А то разбушевался тут, — прошептала я, пытаясь забыть хоть на мгновенье о том, кто передо мной. — Не надо, мой хороший…
Послышался глубокий вздох. Получилось! Мама! Получилось! Это как так?
— Подарки мои возьмешь? — послышался голос. А я боялась даже поднимать глаза.
— Возьму, Елиазарушка, — прошептала я, опустив глаза в пол. — Все возьму… Только не морозь…
Я услышала усмешку. А потом почувствовала, как меня потрепали по волосам. Опомнилась я только когда он исчез.
— Так, дайте мне подышать в моральный пакетик, — выдохнула я, садясь на снежную кровать. — У меня глаз дергается… Это ж надо?!
В ледяном зеркале отражались мои до сих пор квадратные глаза. В них стоял немой вопрос. Просто погладить… Нежно… Обнимашки и погладить…
В этот момент мне почему-то стало так жалко его. Это ж… Я прижала ладони к щекам, покачиваясь на месте.
— Накукуя ты в лес пришла? — послышался голос кукушки.
— Кукушки перелетные, — вспомнила я. И ведь правда! Я ни разу в лесу зимой кукушек не встречала!
— А медведи в спячку впадают… — согласился Буран. — Всю зиму спят… Лапу сосут…
— Почему просто погладить?! — все еще удивлялась я, видя, как хмурое и пасмурное небо сменилось ярко-малиновым закатом. Лес снова стал красивым, тихим, заснеженным и каким-то пушистым. Да-да, именно пушистым. На ветки налипло столько снега, что деревья стали клониться к земле.
— Потому что для древних богов все люди — дети… — вздохнул Буранушка. — Вот сколько тебе?
— Мне? Двадцать семь… Было бы… В марте, — заметила я, горько усмехнувшись. Никогда не думала, что я так скажу однажды.
— А он от сотворения мира здесь. Вот как ты думаешь? — вздохнул медведь. — Слышишь. Люди из лесу бегут… Видать все выбежали, раз птицы умолкли.
— Иванушка! — послышался надрывный женский голос. — Иванушка! Родненький!
— Замечательно! — встала я, слыша, как птицы уже несут весть. На меня опять налетели воробьи.
— Человек! Чивчивовек! Челомек! — атаковали меня со всех сторон, как мошкара. — Челомек-чек-чек!
— Дура! — басом прямо на ухо выдал кто-то из этой стаи. Я начинаю его обожать! Я хочу вычислить его и покормить. Лично!
— Так, собираемся! У нас еще один потеряшка. Потеряшка, который ищет потеряшку! — выдохнула я, понимая, что сидеть сложа руки нельзя!
— Иванушка! — кричал голос, пока я вытаскивала из-под кровати теплую одежду.
— Вы мне тут одежды принесли, — заметила я, выбирая вещи потеплее.
Я с подозрением посмотрела на «хыщников».
— И почему-то у меня три левых рукавицы! — пересчитала я наши запасы. — И три стоптанных на правую ногу валенка! Два больших, один маленький. Погодите, а где предыдущие владельцы валенков?
— Дома сидят. На печи греются, небось, — заметил Буранушка. — Они мне то тулупы кидают, то шапки… Мужик один штаны кинул… Нет, я то че? Я ничего! Я схватил и сюда принес! Ты ж сказала, что теплая одежа нужна! Теперича все собираю! Рукавицей кинули, я ее в зубы! Это только сейчас я допетрил, пока ты спала, что надобно подольше постоять! Чтобы побольше накидали! А если рыкну, то целую гору навалят! Они убегают в деревню, а я все нам несу!
— Молодец, — похвалила я. — Ты у меня молодец.
— Молодец не молодец, а ме-е-еду бы, — намекали мне.
— Вон наш мед в лесу ходит! Ивана какого-то зовет! — кивнула я в сторону окна.
— Ванечка! Дурачок! — слышался женский плач, словно в подтверждение моих слов.
Спасатели выдвинулись незамедлительно. Мы уже собирались спешить на помощь, как вдруг я вспомнила, что балалайку забыла!
Вернулась я уже с балалайкой. Огромный мешок с теплой одеждой ехал с нами. Метелица, словно легкая поземка, бежала впереди. Пока мы штурмовали сугробы, она успевала оббежать древние деревья.
— Иванушка! — кто-то уже плакал. — Ванюшка!
Мы вылетели на поляну, видя девушку. Но она было не одна. Против нее стоял медведь-шатун.
Девушка стояла в платке, рубахе и кожухе. При виде шатуна девка тут же скинула кожух и задрала рубаху. Лица ее видно не было. Зато все остальное было видно ну просто отлично!
— Ма-ма, — словно говорящая кукла произнесла я, понимая, что у меня сегодня день прозрений. Это что за способ бесконтактного боя? А если медведь тоже женщина? Я чего-не понимаю!
— Как тебе не стыдно нападать на голую женщину! — выкрикнула визгливым голосом красавица.
Шатун, видимо, тоже был со мной солидарен. Он упал на лапы, хотя до этого стоял во весь рост. И стал обходить ее стороной. Я тоже хотела бы обойти ее стороной.
— Что она делает? — прошептала я, видя голую по шею девку, поднявшую задранную рубаху на вытянутых рука вверх.
— Это так издревле медведей отпугивали, — пояснила Метелица. — Они так больше и страшнее кажутся. Вон как юбку задрала. А медведи и не нападают. Думают, что за чудище такое неведомое у него на дороге стоит! На человека не похожее. Вот и идут своей дорогой. Боятся, что не сдюжат!
Мы приблизились, как вдруг рубаха с визгом резко задралась.
— Как тебе не стыдно нападать на голую женщину! — выкрикнула красавица, видимо, нам.
— А! — заорал Буран, дернувшись и уронив меня в сугроб.
— Никак не привыкну, — помотал головой Буранушка. — Каждый раз пугаюсь! Идет вроде девка… А потом оп! И нечисть какая-то! Страшно становится! Вот гляди, на что похоже? На человека не похоже! Человека в тулупе видишь часто! Или в рубахе. А тут где голова? Нет головы! Точно, нечисть!
Теперь я знаю, кому в страшных снах снятся голые девушки.
— Эй, красавица, — крикнула я. — Вы тут… какого…
Я посмотрела на медведя и волчицу.
— Подскажите словечко какое-нибудь крепкое, чтобы ей понятно была степень моей любви к ней! — попросила я.
— Уд срамной, — переглянулись звери. Отлично!
